Ради киевской конференции г-жа Хармс бывала в Украине — с осени прошлого года — пять раз, в общей сложности проведя у нас недель восемь. Ребекка призналась: самым сложным для нее при подготовке конференции оказалось обретение навыков принимать присущую многим нашим согражданам склонность откладывать все на последний момент. Ведь сама г-жа Хармс из тех, кто ко всему привык готовиться заранее.
Одна из тем конференции — переработка и хранение ядерных отходов. С этого мы и начали беседу.
— Как вы оцениваете планы построить хранилище отходов ядерного топлива в Чернобыльской зоне?
— Я поддерживаю идею создания в Чернобыльской зоне отчуждения временного хранилища только для отходов, образовавшихся в результате катастрофы, в том числе и для радиоактивных отходов с малым периодом полураспада, не разогревающихся ядерных отходов. А постоянное хранилище для ядерного топлива, все еще находящегося в двух реакторах, закрытых в последние годы, должно быть создано за пределами зоны.
Думаю, решение организовать в Чернобыльской зоне централизованное хранилище для всего отработанного ядерного топлива со всех ВВЭР-реакторов ошибочно. Мы все еще не можем разгрести последствия и проблемы, вызванные взрывом 1986 года.
Понимаю, что создание ХОЯТ, возможно, необходимо Украине. Но его следует строить в другом месте. Кроме того, то, что я увидела на примере концепции временного ХОЯТ в Чернобыле, я никак не могу поддержать. И считаю, что в Украине хранилище должно быть подземного (замкнутого) типа. У вас достаточно суровые и снежные зимы, и то, что «Холтек» предлагает наземное открытое хранилище (как эта компания делала в некоторых местах в США) — плохая концепция: подобная система подходит для довольно засушливых регионов, но не для Украины.
В пресс-релизе компании «Холтек» и посольства США говорится, что они предлагают временное хранилище для отходов ядерного топлива, которое может просуществовать всего 30—40 лет. Но перед вами неизбежно возникнет вопрос постоянного хранилища, способного гарантировать безопасность на сто тысяч лет и дольше. Это остается открытым вопросом для Украины.
Думаю, в Украине необходимо общественное обсуждение проблемы, а затем — системный научный подход к выбору подходящего места для строительства глубокого подземного ХОЯТ. Этим местом ни в коем случае не может стать Чернобыльская зона. Во время двух моих поездок в зону я убедилась — это водоносный район, а водная система Припяти связана с Днепром. Весь Киев зависит от подачи днепровской воды. Следовательно, возникнут серьезнейшие проблемы, если будет построено постоянное хранилище ОЯТ вблизи Чернобыля. Это предложение не следует рассматривать даже как вариант!
Насколько я понимаю, Украина все еще находится в стадии полной неготовности к окончательной утилизации отходов ядерного топлива, а для создания постоянного хранилища требуется абсолютно новый и системный подход.
— Но те, кто ратует за идею возникновения ХОЯТ в Чернобыльской зоне, заявляют, что такой шаг принесет Украине огромную пользу: стране не придется ежегодно платить России за хранение ядерных отходов миллионы долларов, не придется транспортировать отходы через всю свою территорию до российской границы.
— Это — только одна часть расчетов. Ведь стоимость по-настоящему хорошего, безопасного, надежно организованного постоянного хранилища не включена в расчет. Дело в том, что переработка ядерных отходов — очень дорогостоящий процесс. И я по собственному опыту знаю, что в большинстве стран это не учитывают при расчетах.
В некоторых европейских компаниях (например, EDF, Франция) полагают, что финансовые затраты по созданию постоянного хранилища будет нести государство или налогоплательщики. Но это несправедливо.
— Если «Энергоатом» планирует и далее использовать ядерную энергию, компании следует также взять на себя финансовые обязательства и по созданию постоянного хранилища отходов ядерного топлива. Но кто знает, не будет ли эта компания в будущем приватизирована, как это происходит во многих странах. Кто тогда будет решать проблему?!
— Да, например, сегодня Украина продает дешевое электричество, произведенное на АЭС, Польше или Германии. А через 30—40 лет кому-то придется платить за хранение отработанного топлива. Кто за это станет платить — действительно вопрос.
Я бы посоветовала Украине поинтересоваться опытом других стран, использующих ядерную энергетику. Ведь тем, кто эксплуатирует АЭС, необходимо готовиться к окончательной утилизации отходов.
В ряде стран ЕС разработан научный подход и методы поиска мест для постоянного захоронения отработанного ядерного топлива, определены обязательные требования. К примеру, хранилища следует строить там, где позволяет геологическая структура почвы (есть залежи гранита или каменной соли). На выбор подходящего места уходит от 10 до 20 лет! Следует помнить, что глубокое подземное хранилище должно обезопасить людей на сотни тысяч лет, и двадцать лет по сравнению с этим — пустяк. Но этот процесс поиска также требует огромных средств. Поезжайте в Швецию или Швейцарию, и вы увидите, как проводятся подобные изыскательские работы. Это очень дорого, но необходимо.
— Планируется ли обсуждение на конференции в Киеве договора «Энергоатома» с компанией «Холтек» отдельным вопросом?
— В планах конференции предусмотрен один семинар и одно совещание по вопросу ядерных отходов. И это серьезный вопрос, поскольку речь идет о риске, который, к сожалению, остается без публичной дискуссии. Масса людей в Украине понятия не имеет, насколько опасны отходы ядерного топлива и каким дорогим может оказаться решение проблемы. Мы будем обсуждать договор с компанией «Холтек» в этом контексте. Думаю, этот договор следует пересмотреть. По крайней мере — идею создания централизованного ХОЯТ в зоне отчуждения. В Германии, например, мы строили временные хранилища вблизи атомных станций. В случае возведения централизованного хранилища придется серьезно задуматься об организации весьма опасного процесса транспортировки топлива.
— Но ведь Германия отправляет часть отходов ядерного топлива на хранение во Францию?
— Мы прекратили это. Решение было инициировано «зелеными», входившими в правительство ФРГ до осени прошлого года. Мы перестали экспортировать отходы на переработку, поскольку не увидели в переработке никаких преимуществ. Поэтому нам предстоит вернуть в Германию только те отходы ядерного топлива, которые были отправлены во Францию на хранение. Мы сами занимаемся своими ядерными отходами. И несем национальную ответственность за них.
— Вы заказали британским ученым с мировыми именами провести независимую экспертизу последствий аварии на ЧАЭС. Их доклад официально будет представлен на конференции в Киеве. Но ссылки на доклад уже сейчас можно найти на вашем сайте. Почему, по-вашему, МАГАТЭ не справилось с задачей анализа последствий? МАГАТЭ подверглось за свой совместный со Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ) доклад острой критике. Вашей в том числе. Связаны ли столь необъективные выводы с применявшимся научным методом, или речь идет о политической подоплеке?
— Я рада, что сегодня могу процитировать New Scientist — известный научный журнал. Почти две недели назад это издание опубликовало статью, в которой утверждается, что данные МАГАТЭ — политизированы. С моей точки зрения, это — часть систематического преуменьшения последствий Чернобыльской аварии.
МАГАТЭ несет ответственность не только за радиационную защиту, но также занимается внедрением ядерной энергетики во всем мире. Думаю, именно этот фактор говорит о том, почему агентству не по душе истинные сведения о последствиях Чернобыля.
— Как ВОЗ допустила появление подписи своего представителя под столь сомнительным отчетом МАГАТЭ?
— ВОЗ на протяжении десятилетий работает в тесной связке с МАГАТЭ. В случае возникновения проблем, вызванных инцидентами с ядерной энергетикой, ВОЗ не занимается изучением последствий самостоятельно, но лишь в тесном сотрудничестве или партнерстве с МАГАТЭ. Между организациями существуют особые отношения. И я полагаю, что ВОЗ не следует считать независимой или автономной организацией, когда речь заходит о вопросах радиационной защиты.
— Может, так происходит потому, что ВОЗ полагается на знания и опыт специалистов МАГАТЭ?
— Не думаю, что ВОЗ страдает от недостатка собственных специалистов. Во Всемирной организации здравоохранения работают известные эксперты.
Рассмотрим последний пример — упомянутый отчет по воздействию Чернобыльской катастрофы на здоровье. Даже эксперт ВОЗ, который провел несколько исследований последствий Чернобыля, пришел к выводам, отличным от фигурирующих в пресс-релизе МАГАТЭ. Этот эксперт — известная Элизабет Кардес — в своем отчете, который служит основой для МАГАТЭ и Чернобыльского форума, сообщает о 9000 потенциальных летальных исходов в результате радиоактивного выброса на Чернобыльской АЭС.Но МАГАТЭ без каких-либо объяснений из этих 9000 предсказанных случаев оставляет лишь немногим более 4000.
На мой взгляд, единственное правильное объяснение приведено журналом New Scientist: это — политизированные данные. Если кто-то организовывает новую кампанию обработки общественного мнения в пользу ядерной энергетики, он вряд ли желает показывать то, что в действительности может произойти в случае ядерной катастрофы. Думаю, сегодня, когда прошло 20 лет после Чернобыля, его последствия пытаются преуменьшить и проигнорировать, поскольку существует вероятность извлечь выгоду из того факта, что молодое поколение немногое помнит о Чернобыле. Это поколение только слышало, но не обладает достаточными знаниями о Чернобыле. А ведь большая часть последствий не позади — они все еще ожидают нас.
— В свете сказанного вами позвольте еще раз вернуться к проблеме строительства ХОЯТ в Чернобыльской зоне. Известны ли вам коммерческие аспекты этого проекта?
— Я пыталась вникнуть в подробности всех договоров, имеющих отношение к установкам по переработке, временным и долговременным хранилищам для всех накопленных в Чернобыле отходов в зоне отчуждения вокруг станции, возникшей в результате инцидента (имеется в виду и строительство нового саркофага. — Н. К.). В действительности существует три контракта с европейскими компаниями NUKEM Nuclear GmbH, BelgAtom, и EDF (из Германии, Бельгии и Франции). В отношении всех тех объектов, которые уже должны быть возведены, до сих пор еще ничего не сделано. При этом могу вас заверить — деньги уже были потрачены, причем в большем размере, нежели изначально предусматривалось для возведения этих сооружений.
— Интересно, что вы затронули эту тему. На минувшей неделе на пленарном заседании ПАСЕ г-н Раханский (один из украинских парламентариев) заявил, что перед нами пример коррупции на международном уровне. Вы согласны с таким мнением?
— Мое впечатление таково: перед нами несколько различных проблем, требующих внимательного изучения, и их не следует смешивать. Существует масса технических трудностей — полагаю, очень сложно осуществить очистку всех радиоактивных отходов в Чернобыле. Этот процесс оказался технически гораздо сложнее, нежели предсказывали компании, обладающие огромным опытом в переработке ядерных отходов как в ЕС, так и в России.
Вторая проблема состоит в том, что, судя по всему, причастные к вопросу люди столкнулись со сложностями в отношении точных и надежных расчетов, поскольку разница между запланированными и реально использованными средствами выглядит уже невероятной. Думаю, нам следует выяснить, почему так происходит: связано ли это с техническими проблемами, и насколько это может быть порождено коррупцией. У меня сложилось впечатление, что безопасность постоянно выпадает из фокуса внимания. Даже при наличии проблем с коррупцией мы обязаны создать хорошее хранилище для ядерных отходов после Чернобыльской катастрофы. И обезопасить граждан Украины и других стран, расположенных по соседству с зоной отчуждения.
— Мне приходилось слышать от представителей украинской дипломатии мнение, что Чернобыль — часть негативного имиджа Украины, и, возможно, поэтому не стоит говорить о нем так.
— Чернобыль — важная глава, еще свежий исторический эпизод из жизни Украины. Это — часть развала Советского Союза. Но не следует считать Чернобыль исключительно частью прошлого, он также — часть будущего. Воздействие на будущее и отличает ядерную катастрофу от прочих производственных аварий. Думаю, что если Украина стремится улучшить свой имидж (который и так достаточно хорош после «оранжевой революции»), то вам следует повернуться лицом к этой главе в вашей истории и сделать выводы, чего до сих пор сделано не было. Впервые я побывала в Украине в 1988 году, и у меня сложилось тогда впечатление (я по-прежнему его придерживаюсь), что в Украине существует традиция памяти, но политический урок Чернобыля не усвоен. Очень важно помнить, но также важно делать выводы.
Г-жа Хармс считает, что мы мало чему научились. Вот что она рассказала (хотя, возможно, кто-то решит, что увиденное ею лишь показатель нашей предприимчивости).
— Во время полета в Киев неделю назад я читала на борту украинский журнал, и в нем было что-то вроде редакционной статьи. И в этой статье один из директоров, входящих в состав правления украинской авиакомпании, пропагандирует «экологический туризм» в Чернобыльскую зону.
Прекрасные леса, где природа не тронута рукой человека, можно найти в любом уголке мира — в Украине, России, в Великобритании и США, и нет никакой необходимости искать природу в зоне отчуждения. А люди, поддерживающие такой «экологический» туризм, скрывают информацию о том, что там до сих пор имеются серьезные проблемы с радиацией, плутониевым излучением и т. п. А также о том, что эта радиация может вызвать серьезные проблемы со здоровьем — рак и смерть.
Существующий ныне «экстремальный» туризм в Чернобыль — абсолютное безумие. Когда человек отправляется на отдых, он делает это не для того, чтобы нанести вред своему здоровью. Вот почему крайне безответственно организовывать туры в такие зоны. Ездить туда небезопасно. Мне придется на следующей неделе побывать в Чернобыле с рядом моих коллег по Европарламенту. Чтобы ехать туда, нужна действительно веская причина.
Насколько я могу судить, в Украине и Беларуси не было соответствующего публичного, политического и научного обсуждения всех проблем, порожденных Чернобылем. А ради будущего необходимо изучать как можно тщательнее индустрию, связанную с такой высокой степенью риска, а также более надежные альтернативные технологии. Энергетические дебаты должны быть в центре политических дебатов в Украине. А заявление «мы выбираем ядерную энергетику» — не подход к решению проблем, с которыми вы столкнулись после Чернобыля.
— Вы имеете в виду газовый кризис?
— Да, в том числе. В Украине не только газовый кризис. У вас настоящая энергетическая проблема, поскольку объем использования энергии украинскими жителями и промышленностью в пять раз превышает европейские стандарты.
Это говорит о том, что при желании вы можете сэкономить немало энергии и уменьшить зависимость от России и прочих импортеров, от которых зависите сегодня.
Мы поднимем вопрос новой энергетической политики Украины на конференции в Киеве. Надеюсь, мы совместно с украинскими политиками выработаем определенные идеи относительно того, как организовать стабильное энергообеспечение для Украины.
Например, продление срока службы реакторов может показаться простым решением проблемы, но в реальности это плохое решение. Чем дольше работает атомная станция, тем сильнее возрастает степень риска. Посещая страны, использующие ядерную энергию, я постоянно встречаю людей, заявляющих: «но наши реакторы сегодня безопасны». Однако достаточно вспомнить последние аварии — серьезные инциденты, едва не ставшие критическими.
Несколько лет назад возникли серьезные проблемы в Пеше (неподалеку от Будапешта). Ситуация там была близка к катастрофе чернобыльского масштаба. Серьезный сбой отмечен также на АЭС в северной части Германии (пожалуйста, читайте «На жителях ФРГ испытывали ядерные мини-бомбы?» на стр. F8. — Ред.), на перерабатывающем заводе в Великобритании. То же самое произошло в Японии. Во Франции возникла близкая к критической проблема с топливом. Мы повсеместно сталкиваемся с проблемами на атомных станциях, и никто не знает, где может грянуть следующая катастрофа. А катастрофа будет, если мы не откажемся от ядерной энергетики.
— Что вы думаете о намерениях Украины увеличить объем экспорта электроэнергии в Европу?
— Украинцам следует принимать взвешенные решения. Вы экспортируете дешевую электроэнергию, но импортируете при этом огромные риски. По моему мнению, эта игра не стоит свеч.
— Что же делать Украине? От российского газа зависеть нельзя, от ядерной энергетики надо отказаться…
— Даже имея ядерную энергетику, украинцы используют и будут использовать газ и уголь. Простого решения — «нажмите эту кнопку, а вот от той держитесь подальше» — нет. Это — процесс. Если взять в качестве примера Германию, то мы приняли решение «выключать» ядерные реакторы в течение 15—20 лет и считаем, что это возможно. Это возможно с учетом разработки различных смешанных энергоносителей. Мы будем продолжать использовать органическое топливо и газ. И будем отключать ядерные реакторы, сохранив на какой-то срок (несколько десятилетий) станции на традиционном топливе. При этом параллельно будем реализовывать весьма амбициозную программу: мы уже заменили три атомных станции полностью возобновляемыми источниками энергии.
— У вас для таких расходов — бюджет Германии, у нас — Украины.
— Но ядерная энергия дается не «за так», она дорогостояща, когда речь идет об отходах ядерного топлива. Кто будет платить за переработку отходов? Посмотрите на договор с «Холтек»: кто получает прибыль от переработки и хранения отходов? Никак не украинская компания.
Граждане любой страны, тем более страны, пережившей Чернобыль, должны принимать участие в процессе принятия новых основополагающих решений относительно будущего энергетики. Кстати, это — один из показателей демократичности страны. Необходимы прозрачные дебаты о последствиях использования тех или иных энергоресурсов. Только после того, как все проблемы прошли стадию публичного обсуждения, можно принимать решение о будущем с ядерной энергетикой или без нее. Такие дебаты должны были пройти и до подписания договора с «Холтек».
В какой-то мере я отказываюсь верить в то, что люди, столкнувшиеся с последствиями такой аварии, как чернобыльская, могут выступать в поддержку ядерного будущего. Выбор ядерного будущего для Украины равноценен отрицанию факта существования Чернобыля как части истории.
Поэтапный отказ от ядерной энергии — это отказ от использования ядерной энергетики в целях энергоснабжения. Этот процесс предусматривает поэтапное закрытие атомных электростанций. Эту процедуру впервые провели в Швеции в 1980 году.
В Германии правительство, сформированное социал-демократами и «зелеными», официально объявило о намерении поэтапного отказа от ядерной энергетики в 2000 г. Тогдашний министр экологии, сохранения природы и ядерной безопасности Юрген Триттин (партия зеленых), подписал соглашение с энергогенерирующими компаниями о поэтапном закрытии 19 атомных станций страны. Это соглашение регулирует количество энергии, которое каждая АЭС может произвести до закрытия. Оно легло в основу закона об отказе от ядерной энергии. Полностью прекратить использование ядерной энергии в мирных целях в Германии планируют в 2020 г. АЭС в Штаде и Обригхайме были закрыты 14 ноября 2003г. и 11 мая 2005 г., а начало демонтажа запланировано на 2007 г.
Справка подготовлена по материалам Wikipedia