Виктор Тополов: “Если бы у меня были металлургические заводы, я бы купил себе шахты”

Во время визита Президента Украины Виктора Ющенко в Донецк, его сопровождали руководители министерств, народные депутаты и высокопоставленные государственные чиновники. Среди них был и министр угольной промышленности Украины Виктор Тополов. Корреспондент «Острова» встретился с ним и задал несколько вопросов.

– Виктор Семенович, расскажите о программе министерства по закрытию нерентабельных шахт.

– Все шахты, которые подлежат закрытию, находятся в программе «Уголь Украины», которая принята еще несколько лет назад и никаких новых шахт на закрытие мы пока не готовим. Мы будем стараться делать так, чтобы максимальное количество шахт не закрывалось. Из донецких шахт, например по шахте им. Горького уже давно принято решение по закрытию. Она находится в третьей группе. Выделяется срок до года, когда она должна быть подготовлена к передаче в реструктуризацию на закрытие. Это не новая шахта, и решение о ее закрытии принято уже давно. Сегодня она просто подошла к тому, что останавливается добыча, потому что принято постановление Кабинета министров, в котором говориться что непроизводительные затраты нести не надо. Добывать уголь, себестоимость которого по 500 – 600 гривень не надо. А нужно ускорять процесс по закрытию таких шахт.

– Фонд госимущества недавно объявил о приватизации еще шести шахт. Что это за шахты и кто их собирается приватизировать?

– Мы сформировали список предприятий, которые прошли корпоратизацию и подготовлены к приватизации. На шести предприятиях, которые мы предложили, прошла предприватизационная подготовка. Посмотрели, что можно сделать по реструктуризации долгов, отработан проект договора, с которым они будут выходить на конкурс. Среди них есть и донецкие шахты, но название их я сейчас не помню.

Что касается приватизации, то я сторонник публичной открытой приватизации. В любом случае должен быть конкурс. Этот может быть конкурс инвестиционных обязательств, а не сколько денег поступит в бюджет. Для меня очень важно, чтобы на предприятиях, которые поменяют форму собственности, потом не были запасы испорчены. Чтобы не было такого, что несостоятельный собственник взял в аренду, не прописал договорные обязательства, а люди потом страдают и под министерство приходят за долгами. Это очень важно. Поэтому публично нужно определиться, кто приходит, какие у него возможности, какие у него гарантии по выполнению своих обязательств. В этом случае, пусть кто угодно будет.

Предприятия, которые на сегодняшний день приватизированы в угольной промышленности, все работают не плохо. Это «Комсомолец Донбасса», «Павлоградуголь», «Краснодонуголь», шахта им. Засядько, шахта «Ждановская», хотя там можно спорить правильно или нет взята в аренду. Тем не менее, она работает, она не остановилась, и там стремятся правильно вести деятельность. А вот что касается маленьких шахт, которые брались в аренду и пытались потом приватизировать при закрытии, к сожалению, таких положительных примеров я привести не могу.

– На ваш взгляд, какие украинские предприятия способны выступить сейчас в роли крупных инвесторов?

– Я недавно разговаривал с Владимиром Семеновичем Бойко (ММК им. Ильича, авт.). Считаю, что для того чтобы он полностью выстроил весь производственный цикл, я ему рекомендую, чтобы он приобрел шахты, которые добывают коксующие угли. Думаю, это не будет лишним для него. Тоже самое касается предприятий, которые уже определились с собственниками. Я им говорю, что вот, потеряете время, а потом будет поздно. Если бы у меня были металлургические заводы, я бы 100% купил шахты.

– На ваш взгляд, в чем заключается роль профсоюзов?

– Роль профсоюзов выписана законом о профсоюзах, и мы с ними будем только договариваться. Вообще, я и силовые методы решения вопросов, несовместимые вещи.

С профсоюзами у нас есть разногласия в отношении одного весьма непростого вопроса. Существует межотраслевое соглашение, в котором заложено, что минимальная ставка рабочего первого разряда поверхности складывается из минимально установленной заработной платы законом, отраслевого коэффициента, умноженное на коэффициент 1,2. Если начинать умножать все цифры, которые заложены в трудовом соглашении, то никаких денег у нас не хватит, чтобы сделать такую заработную плату.

Мы предлагали, давайте отрегулируем это следующим образом. Все эти переводные коэффициенты, это добровольное дело тех, кто уже имеет возможность их платить. Предприятия с частной формой собственности могут устанавливать любую заработную плату, они могут себе это позволить. Но, ведь все лучшее, что было в угольной промышленности уже приватизировано. То, что осталось в госсобственности, скорее нужно закрывать, чем работать. В этом случае, в бюджете нужно предусмотреть деньги, которых было бы достаточно для того, чтобы это сделать. Если сегодня этих бюджетных денег нет, то как я, как министр реализую отраслевое соглашение, которое я знаю, что выполнить не могу? У меня этот спор построен на другом – законом определена минимальная заработная плата и это мы должны выполнять. Что касается отраслевого соглашения, то это предмет соглашения, договоренности, в котором надо искать компромиссное решение. То, что мы можем сегодня – давайте зафиксируем и перенесем в коллективный договор и скажем, если есть возможность, после корректировки бюджета. Сейчас такой возможности нет. Мы ведем работу в отношении либерализации цены на уголь, как нам говорит президент. Поднимается цена – пожалуйста, поднимайте тарифы, я же никому не запрещаю поднимать цены. Но добровольно подписывать своей рукой то, что я не могу выполнить, я не могу.

– Председатель Профсоюза работников угольной промышленности Украины Виктор Турманов утверждает, что вы не собираетесь оставаться в должности министра, получив депутатский мандат.

– Здесь чисто технологически некорректно сегодня мне говорить о том, что я буду министром или я буду депутатом. Депутатом я уже есть, я избран, я принял присягу, я депутат Верховной Рады. Если мне предложат быть министром угольной промышленности, я же один раз сложил для себя досрочно полномочия народного депутата и пошел в правительство, допускаю, что я еще раз могу так сделать. Но, во-первых, для этого мне должны предложить эту должность. Во-вторых, мне далеко не безразлично, каким будет правительство. Если я почувствую, что оно работоспособно и позволит мне решать задачи, которые я хочу, то я, безусловно, пойду.

– Зависит ли ваше решение от того, кто будет премьер-министром?

– Наверно, в определенной степени зависит. Хотя у меня есть опыт работы в кабинете министров, когда им руководила и Юлия Владимировна Тимошенко и в правительстве, которым руководил Юрий Иванович Ехануров. Не могу сказать, что где-то было лучше. В принципе, я хочу сказать, что истина всегда лежит где-то посередине. Потому как нет людей совершенных. У каждого есть что-то хорошее и что-то плохое. Просто есть люди, такие как я, которые могут работать со всеми.

С приходом Юрия Ивановича в кабмин был радикально решен ряд очень важных вопросов, которых не было при Юлии Владимировне. Возвратили институт «урядовых комитетов», который позволял хорошо подготовить вопросы, которые выносились на рассмотрение заседания правительства. При этом заседание правительства всегда проходило динамично, быстрее, не было спонтанности. Документы должны были пройти все процедурные вопросы, быть достаточно подготовленным. На заседаниях Юлии Владимировны, она хотела вникнуть сама во все. При этом не было института «урядовых комитетов». И поэтому она углубленно, с листа интересовалась каждым нормативным документом, который принимался. С ее точки зрения, как человека, который хотел вникнуть как можно глубже во все эти вопросы, может это правильно. С точки зрения динамичности, экономии времени, это не всегда было оправдано. Надо было все-таки дифференцировать, часть вопросов отсекать, что вот сейчас и происходит.

– Виктор Семенович, если Тимошенко возглавит Кабинет Министров и предложит вам должность министра, вы примите ее предложение?

– Для меня будет важно, кто будет входить в кабмин. Даже более важней, чем то кто будет премьер. Потому как я сторонник того, что нам нужно хорошо работать над регламентом, и в том числе над регламентом премьер-министра. На одном из заседаний один из моих коллег, когда премьер погорячился и сказал, что я этот вопрос как бы решил, сказал: «Не надо вам это решать, вы тоже не имеете права единолично принимать решения». Регламент премьер-министра должен быть выписан, как можно более тщательно. А вот Кабинет Министров, это единый орган, который должен думать, не как отвечает каждый из нас за свой участок работы, а как обобщенный, суммирующий орган и по интеллекту и по знаниям в решении всех вопросов. Вот если я увижу, что там будут люди, которые мне подойдут по духу как люди, по ментальности подходят, по ответственности, по многим внутренним вопросам, то я могу пойти.

– А с кем в команде вам было удобней всего работать?

– Больше всех я ругаюсь с Иваном Васильевичем Плачковым. Тем не менее, я его иначе как друг, не называю. Часть министров перешло из прошлого министерства в это. Среди них есть и социалисты и «нашеукраинцы» и беспартийные. Но я такой человек, по природе очень комфортный…

– Принадлежность к какой-либо партии влияет на ваши отношения с людьми?

– На меня влияет, какой партии человек, при решении тех принципиальных вопросов, которые для меня важны. Например, у нас есть разногласия с людьми, которые имеют свое представление о рынке земли. Я как финансист и как экономист понимаю, что если мы допустим рынок земли, то финансовая система и вообще рыночная экономика не будет динамично развиваться. Есть мои коллеги, которые думают иначе.

Так же точно касается приватизации. Я человек, который максимально стремится к приватизации. Потому как без реального собственника я не верю в развитие. Я считаю, что государство, к сожалению или к радости, но так оно и есть, не самый лучший собственник. Я сторонник ускоренной максимальной приватизации. Оставить может быть следует только супер стратегические вопросы. Но я сторонник и другого – жесткой системы мониторинга, условий приватизации, которые были выписаны в договоре. Чтобы была экономическая и энергетическая безопасность страны. И на это должны работать государственные рычаги.