Лучше всего нынешние мытарства государства с донецкими шахтами изображает украинская поговорка: «Як кіт із жабою – і з’їсти гидко, і викинуть шкода». Продавать – не продавать, оставить – не оставлять. Если продать, то кому? Скептики говорят, что, конечно, такие творческие метания, присущие скорее богемным художникам, нежели государственным мужам, заранее отпугивают даже тех немногих не брезгливых инвесторов, которые хотели бы вкладывать в отечественный углепром.
Вчера эта проблема обсуждалась в узком кругу специалистов и потенциальных инвесторов в Донецкой торгово-промышленной палате. По окончании участники поделились своим мнением с корреспондентом «УРА-Информ.Донбасс»:
Анатолий Близнюк, председатель Донецкого областного совета, отмечая массу трудностей, тем не менее, полон оптимизма:
Лично я инвестиционный потенциал угольной отрасли оцениваю как очень позитивный. По всем параметрам. С одной стороны, мы имеем мощный потенциал, с другой стороны мы имеем великолепные перспективы. С учетом того, что уголь – основа нашей энергетической безопасности, здесь очень много перспектив. Здесь есть трудолюбивые люди, которые могут создать условия для любого инвестора.
Но проблемами угля надо заниматься с учетом нашей специфики, а не качества асфальта или брусчатки на Крещатике. С учетом той ситуации, которая складывается у нас.
Александр Хохотва, зам губернатора Донецкой области, настроен, скорее скептически. Если шахты и купят, то только те, кому они действительно очень нужны:
Как правило, надо, чтобы были или частные предприятия или государственные, потому что вот эти промежуточные варианты… За государственную собственность должно государство отвечать. Как совместить логику бизнеса, который должен иметь прибыль, и угольную отрасль, которая целиком убыточна?
Мне больше импонирует работа СКМ, который купил угольные предприятия в Краснодоне, Павлограде и отвечает за них (угольные компании из Краснодона и Павлограда включены в состав вертикально интегрированных холдингов внутри СКМ – «Метинвест» и ДТЭК – ред.). Что касается инвесторов, то у нас нет законодательной базы, теоретических проработок. Что такое инвестор в угольной отрасли? Как правило, дают на копейку, а хотят управлять всеми финансовыми потоками. Это мы уже проходили. Еще раз повторю – угольная отрасль поголовно убыточна. На кого переложить эти убытки?
Зиновий Пастернак, директор шахты «Краснолиманская», похвастал, что у его предприятия с этим как раз все в порядке. Он уверен, что шахты продавать надо – это подсказывает логика сегодняшней ситуации:
Однозначно будущее украинских шахт – это частная собственность, поскольку, сказав «А», нужно говорить «Б». Если бы сегодня горно-металлургический комплекс и предприятия электроэнергетики находились в государственной собственности, я бы по-другому рассуждал. Но если горно-металлургический комплекс и электроэнергетика уже находятся в частной собственности, то уголь – не конечный продукт, а лишь сырье для этих отраслей. Соответственно, и предприятия должны быть составной частью этих отраслей.
Если говорить о нашем предприятии, мы имеем четкое представление, как мы будем работать через год, через два. Даже через тридцать лет. У нас серьезная шахта 21-го века. Конечно, у нас есть о чем говорить с инвестором. Таких предприятий в Украине несколько, и я думаю, что мы представляем определенный интерес для инвестора. Речь сейчас идет о том, чтобы самим определить, какая шахта привлекательна для инвестора, какая – нет.
Но для этого необходимо решить глобальные вопросы. Сегодня, имея возможность отгрузки угля и на энергетику, и на кокс, мы имеем проблему с потребителем. На мой взгляд, должен быть посчитан баланс – сколько необходимо стране коксующегося угля, сколько энергетического, сколько можно продать за границу. Нужно определить игроков в этом балансе. Те предприятия, у которых ниже себестоимость, которые могут приносить прибыль, не должны иметь проблем с потребителем. Другие предприятия, которые наносят ущерб, должны быть остановлены, приостановлены, законсервированы в конце концов.
Необходимо также установить справедливую цену на энергоноситель. Уголь – не просто черный, а содержит калории тепловой энергии. Поэтому я считаю, что угольную продукцию надо приравнять – можно к нефти, можно к газу. Например, одна тысяча кубометров газа – это 7,8 мегакалорий. Одна тонна угля – 8,5 мегакалорий. Вся страна знает, что тысяча кубов газа стоит 130 долларов. Легко сосчитать, сколько на самом деле должен стоить уголь.
Владимир Тымченко, технический директор Донецкой угольной энергетической компании, в будущее отрасли смотрит мрачно и в благосклонность инвесторов не очень верит:
Вопрос не простой. В целом говорить об инвестиционных проектах для всей отрасли сложно. Любая инвестиция ведь требует отдачи. Руководитель «Краснолиманской», например, сегодня успешно работает, но и он с трудом находит инвесторов и хочет, чтобы ему государство помогало. Инвестору, чтобы придти в угольную промышленность, надо понимать, что такое угольная отрасль, что такое уголь, на какой глубине он лежит, и много других факторов учесть.
Например, мы много нашумели, много нарассказывали, что у нас есть много газа (имеются в виду проекты промышленной добычи шахтного метана – ред.), но вы же сами слышали, как осторожно относятся к этому инвесторы. Слушая их, я понял, что есть что-то.
Евгений Триллер, зам главного механика шахты «Красноармейская-Западная № 1» как представитель одного из наиболее успешных предприятий угольной отрасли высказался в том смысле, что «сытый голодному не товарищ»:
Проблемы сбыта у нас никакой, потому что мы, во-первых, добываем коксующийся уголь высшего качества, во-вторых, уже входим в концерн. Поэтому у нас нет необходимости заинтересовывать инвестора. Здесь очень много субъективных факторов. Руководитель есть – шахта растет, руководителя нет – шахта бедствует. Это очень сложно. Отсюда и риск для инвестора, только и всего.
Наше предприятие сравнительно молодое, и обычно шахты, когда начинают развиваться, развиваются успешно. Нельзя говорить, что у нас трудностей нет, потому что мы подошли к тому моменту, когда надо проводить реконструкцию, а этот процесс всегда означает полосу трудностей для угольного предприятия.
Татьяна Файзуллина, представитель компании EcoSecurities, наглядно показала типичный ход мысли того самого «пугливого» инвестора, которого пытаются заманить в Донецкую область:
Прямых инвестиций, связанных с шахтным метаном, например, мы еще не делали. Почему мы этого не делаем? Потому что риски очень высоки. Когда говорят, что кто-то проинвестирует сегодня такой проект, который будет отрабатываться с 2008 до 2017 год, я в это не верю. Потому что давать сегодня прямые инвестиции можно только под корпоративные гарантии.
Чтобы вкладывать сюда инвестиции, нужно, чтобы сами угольщики понимали, что у них есть инвестиционный ресурс, который можно использовать и который принесет им преимущества.
Геннадий Чижиков, президент Донецкой торгово-промышленной палаты, честно признался, что в угольной отрасли специалистом не является, поэтому претендует лишь на «взгляд со стороны»:
Сегодня прошла эйфория, и мы уже осознанно понимаем, что будущего без угольной промышленности нет. Мне очень нравится мысль, что сегодня нужно вводить новую моду на уголь и новую моду на Донбасс. Нам не нужно это друг другу доказывать, нужно, чтобы мы сами в это искренне верили. Если мы в ближайшее время не найдем оптимальную модель управления отраслью, мы будем руководствоваться фразой великих стратегов: «Страна, которая не знает куда идти, туда она и придет». Надо просто один раз принять решение и двигаться вперед.
Когда мои родители переезжали в Донбасс, они были полны энтузиазма. Но они понимали цель и стратегию, знали, куда мы идем. То же самое и сейчас – если будет стратегия, будет и эйфория.