Россия имела неплохие шансы выйти победителем в борьбе за влияние на Каспии…
Каспий – перспективная нефтегазоносная провинция, сопоставимая с месторождениями Северного моря. Из-за амбиций прикаспийских государств и компаний и из-за собственной пассивности Россия почти упустила шанс занять лидирующие позиции в нефтяной отрасли региона
В конце 90-х одной из самых модных тем в нефтянке была проблема освоения Каспия. Соглашение о разработке азербайджанских – крупнейших в регионе – месторождений иначе как контрактом века никто не именовал. Ажиотаж, который царил в те годы вокруг каспийских месторождений и трубопроводных маршрутов, сопровождался обилием недостоверной информации.
Были тут и рассказы о сказочных богатствах, которые Каспий сулил потенциальным инвесторам. Самые горячие головы заверяли, что человечеству открылся второй Персидский залив. Были и противоположные утверждения: мол, нефтяные богатства Каспия – это блеф, а инвестиции в них – афера.
Истина оказалась посередине. На лавры Персидского залива Каспий, конечно, не потянул, однако переплюнуть Северное море, где сосредоточены главные европейские нефтегазовые месторождения, оказался способен. Сейчас уже ни у кого не вызывает сомнений, что под дном крупнейшего на планете озера сокрыты около 4% мировых запасов углеводородов.
Столько же приходится, например, на США. Но самое важное, что нефте- и газодобыча в этом регионе оказалась экономически очень привлекательной – качество нефти здесь высокое, а себестоимость разведки в два-три раза ниже, чем в развитых странах. Однако позиции России в освоении Каспия сейчас незавидны, ключевую роль здесь играет мировой транснациональный и местный капитал.
Пиар и анти-пиар
Слухи о несметных богатствах Каспия активно подпитывались чиновниками недавно получивших независимость бывших советских республик (Азербайджан, Казахстан, Туркменистан). Руководству молодых государств они были жизненно необходимы, чтобы привлечь внимание Запада (в первую очередь США) и, заручившись его поддержкой, избавиться от опеки Москвы.
«Каспийская нефть – наилучший инструмент для того, чтобы геоэкономически вывести Среднюю Азию и Закавказье на мировые рынки, оторвать их от России и тем самым навсегда ликвидировать возможность постсоветской имперской реинтеграции», – подтверждал их чаяния американский политолог Збигнев Бжезинский. Для местного населения, недовольного резким снижением уровня жизни, обещание нефтяного рая играло роль опиума для народа.
Региональные лидеры не стеснялись в обещаниях. Нурсултан Назарбаев, например, заявлял иностранным политикам, что запасы нефти только в национальной акватории составляют 6-12 млрд. тонн – почти столько же, сколько есть во всей России, а к 2015 году Казахстан будет поставлять на мировой рынок до 400 млн. тонн нефти ежегодно – столько же, сколько лидирующая по этому показателю Саудовская Аравия.
Госкомитет по нефти Азербайджана оценил собственные запасы в 4 млрд. тонн нефти, а эксперты Бакинского института геологии – даже в 10-12 млрд. тонн – в два с половиной-три раза больше, чем в США. Ажиотаж поддерживали западные компании, инвестировавшие в регион и заинтересованные в повышении собственной капитализации, да и сами западные страны, недовольные несговорчивостью и монополией ОПЕК, были не прочь сослаться на Каспий как на альтернативу персидской нефти.
Однако первые неудачи несколько охладили пыл зарубежных инвесторов: после разведочного бурения из-за бесперспективности добычи были аннулированы контракты на разработку в Азербайджане нефтегазового месторождения Карабах и нефтяных Ашрафи и Дан-Улдузу. Советник министерства торговли США по торгово-экономическим отношениям со странами СНГ Ян Калицки пояснил, что «эйфорический рывок к Каспийскому морю объясняется неумеренными ожиданиями». А бывшему президенту Amoco Терри Адамсу даже пришлось осаживать неуемных оптимистов, объясняя, что чрезмерно высокие цифры запасов нефти на Каспии введены в оборот в политических целях.
По другую сторону баррикад оказались политики и бизнесмены из России. Замминистра бывшего Минтопэнерго РФ Валерий Гарипов в 1998 году утверждал, что реально извлекаемые запасы нефти и газа на шельфе Каспия в четыре-шесть раз ниже, чем утверждается некоторыми прикаспийскими государствами, а суммарная их величина не превышает 7-10 млрд. тонн нефтяного эквивалента. Встречались и вовсе уничижительные оценки в 1,5-3 млрд. тонн, как впрочем, и мнения о нецелесообразности и нерентабельности разработки каспийских месторождений в ближайшем десятилетии.
Российский скепсис вряд ли был продуманной и объективной позицией, а всего лишь «ревностью» – нам хотелось оставить за собой поток инвестиций, идущих в нефтянку на постсоветском пространстве, пугала перспектива «набега» иностранных политиков и бизнесменов в этот регион, сохранялись старые сомнения в его перспективности. Все это сочеталось с уверенностью в незыблемости российских позиций в закавказских и среднеазиатских республиках, ведь мало кто из них шесть-семь лет назад сомневался, что каспийская нефть будет экспортироваться исключительно транзитом через Россию.
Но если для нас разработка каспийской акватории была непринципиальной, хватало углеводородов в других регионах, то для прикаспийских республик нефть шельфа была основным или даже единственным источником валюты и аргументом в политической борьбе.
Озеро раздора
Ускоренная разработка богатых углеводородных запасов Каспия столкнулась с политическими препятствиями.
Первое было порождено отсутствием правового статуса Каспия. Каспийское море – уникальное по размерам озеро, его ширина так велика, что 20-мильные зоны экономической юрисдикции не могут покрыть всю его акваторию. Если 15 лет назад выход к его берегам имели лишь два государства (СССР и Иран), то теперь целых пять, каждое из которых желает поделить море-озеро наиболее выгодным для себя способом.
Поскольку крупнейшие месторождения расположены как раз у границ предполагаемых секторов, их принадлежность может быть легко оспорена. Доходило даже до вооруженного противостояния – после изгнания иранскими ВМФ рабочих Вritish Рetroleum с морского блока Алов компания объявила о прекращении работ до урегулирования проблемы принадлежности месторождения. Аналогичное заявление сделала ExxonMobil в отношении блока Савалан.
Поскольку в бывших советских республиках, прилегающих к Каспию, потребление углеводородов невелико, основную их часть необходимо экспортировать. Отсюда вторая проблема Каспия – отсутствие эффективной транспортной инфраструктуры, в первую очередь трубопроводов. Средняя стоимость транспортировки барреля каспийской нефти до средиземноморского НПЗ сейчас составляет 6,5 доллара, что соответствует половине общих затрат на разработку.
В итоге обозначившийся с 1995 года рост нефте- и газодобычи тормозится дефицитом и дороговизной использования транспортной инфраструктуры. Но прокладка трубопроводов – дело непростое, ведь Средняя Азия и Кавказ густо покрыты регионами нестабильности, а сам механизм выбора маршрутов абсолютно политизирован.
Способ решения всех этих проблем (по сути, исключительно политических) должен был определить степень геополитического влияния той или иной страны в регионе.
Первый тайм мы проиграли
Россия имела неплохие шансы выйти победителем в борьбе за влияние на Каспии. Предложенный нами маршрут транспортировки нефти из Баку в Новороссийск был коротким и экономичным, а казахстанскую нефть можно было с относительно небольшими затратами на строительство перемычек и расширение мощностей направить в систему «Транснефти».
При решении вопросов раздела моря мы имели союзников (в первую очередь Иран) и наибольшие возможности для политического и экономического влияния на страны региона – основная часть товаров и мигрантов из них по-прежнему идет в сторону российской границы. Однако мы проиграли почти по всем направлениям. Решение о строительстве трубопровода Баку-Джейхан мощностью 50 млн. тонн зафиксировало поражение России в «войне маршрутов». Азербайджанскую нефть и частично западноказахстанские нефть и газ решено транспортировать по строящемуся трубопроводу через Турцию.
Нефть из центрального Казахстана будут экспортировать по строящемуся трубопроводу в Китай. По заявлениям президента «Транснефти» Семена Вайнштока, уже в ближайшее время отгрузка азербайджанской нефти в трубопровод Баку-Новороссийск, вопреки международным договоренностям, прекратится, и его необходимо будет законсервировать.
Что касается раздела запасов, то здесь наши успехи также оказались скромными. В начале-середине 90-х на разделе Каспия по национальным секторам активно настаивал лишь один Азербайджан. Россия же выступала за совместное освоение его ресурсов за пределами прибрежных акваторий и имела в этом вопросе сильную поддержку со стороны Ирана. При таком разделе нам бы досталась наибольшая доля углеводородных ресурсов региона.
Но отсутствие единого курса, давление Запада и желание побыстрее приступить к разведке запасов вынудили нас отказаться от принципа «ничье море». Россия договорилась с Казахстаном и Азербайджаном о соглашении по несколько более выгодному для нас принципу модифицированной срединной линии, но при этом крупнейшее месторождение, находящееся на границе секторов, – Курмангазы – осталось под юрисдикцией Казахстана.
Геополитическую схватку за Каспий мы проиграли. Отчасти виной тому стала нестабильность в Чечне – проходящий через ее территорию нефтепровод, несмотря на попытки охраны, с завидной регулярностью дырявился местными жителями. Против нас сыграло стремление каспийских государств диверсифицировать транспортные маршруты и ослабить зависимость от России.
Сказался и фактор «Транснефти» – нехватка трубопроводных мощностей заставила Казахстан искать пути перенаправления экспорта нефти. Но главной проблемой все же стала дипломатическая пассивность России, подпитываемая унаследованной от советского прошлого уверенностью в непоколебимости позиций Москвы в некогда «братских», а теперь независимых республиках. Позицию России начала и середины 90-х, когда ставка делалась на силовые методы решения проблем, в каспийских государствах теперь без тени смущения называют периодом постимперских амбиций.
Проиграли и второй
Но обиднее всего, что мы потеряли первенство в разработке углеводородных ресурсов региона. Среди полусотни зарубежных компаний, действующих на Каспии, участие в офшорных проектах вне российского сектора приняла только одна отечественная компания – «ЛУКойл». Участие «ЛУКойла», впрочем, тоже оказалось весьма скромным на фоне западных инвестиций. Совокупное присутствие отечественных нефте- и газодобытчиков в зарубежных проектах на Каспии в шесть раз ниже, чем у США или ЕС.
Почему же и частный российский бизнес, которому по определению не свойственно упускать очевидную выгоду, сдал позиции своим зарубежным коллегам в непосредственной близости от границ России?
Особенно неудачным для частного бизнеса был старт каспийской нефтяной гонки, данный в первой половине 90-х, когда были приватизированы наиболее лакомые куски углеводородного пирога. Наши нефтяники в то время сами находились в стадии формирования и были вынуждены уделять внимание собственному реформированию и организации бизнес-процессов, а не экспансии за рубеж.
Правда, сейчас они в меру сил пытаются наверстать упущенное и наращивают присутствие в регионе, в первую очередь в Казахстане. Добыча «ЛУКойла» на Каспии за последние семь лет возросла в три раза, правда, в значительной степени за счет освоения российской части шельфа.
Скромное положение в каспийском регионе наших частных нефтяных компаний – проявление общей закономерности, свидетельствующей, что российский энергетический сектор попросту не дозрел до масштабной экспансии за рубеж. Судя по всему, наши компании пока не в силах на равных тягаться с зарубежными энергетическими монстрами. Возможности привлекать внешнее финансирование у них меньше, а неразработанных нефтяных запасов на своей территории – больше.
«ЛУКойл» продал свою десятипроцентную долю в «проекте века» – разработке группы нефтяных месторождений на Каспии Азери-Чираг-Гюнешли. По мнению рыночных аналитиков, сделка была мало связана с политикой, а попросту выгодна для «ЛУКойла» и соответствовала стратегии компании по упорядочиванию активов. Средства были частично реинвестированы в добычу в других регионах, преимущественно внутри России.
Наконец, успехам наших компаний на Каспии мешает и недостаток геополитического влияния России. В то время как выдача концессий западным компаниям со стороны прикаспийских государств стала своеобразным знаком лояльности мировым центрам политического влияния в лице США и Евросоюза.
Сдадим ли матч
Как ожидается, к 2010 году добыча нефти в Каспийском регионе возрастет до 140 млн. тонн, что при нынешних ценах будет соответствовать финансовому потоку в 50 млрд. долларов. Пройдут ли эти деньги мимо России?
Пока нам рано сокрушаться о собственной нерасторопности, ведь проблемы региона решены лишь частично. Для российских чиновников сохраняется возможность перетянуть часть нефтяного и газового транзита (в первую очередь из динамично наращивающего добычу Казахстана) в российскую транспортную инфраструктуру, что требует увеличения мощностей на ключевых направлениях, а возможно, и строительства новых трубопроводов и перемычек.
Кроме того, на Каспии остается еще много неприватизированных углеводородных активов и неразведанных территорий. Государству стоило бы не только подумать, как облегчить экспансию российских компаний, но и «подталкивать» их за рубеж.
Серьезные перспективы для нас сохраняются и в газовой сфере. С одной стороны, газовые месторождения пока осваиваются медленнее нефтяных, с другой – финансовая мощь и влияние «Газпрома» таковы, что он поспорит с любым из крупнейших западных транснациональных холдингов. Так или иначе, все российские участники большой игры на Каспии должны понять, что этот регион, в силу территориальной близости и культурной общности с Россией, идеальный и, пожалуй, единственный «питомник», в котором молодой по западным меркам российский нефтегазовый бизнес может отработать технологии экспансии за рубеж.