Министр Сергей Поляков о «чистых» технологиях, торговле воздухом и заповедниках
Около года назад Министерство экологии и природных ресурсов в очередной раз сменило вывеску. Его превращение в Министерство охраны окружающей природной среды стало поводом для многочисленных дискуссий: дескать, зачем что-либо менять, если Минприроды ничем, по сути, не отличалось от Минэкобезопасности, а оно — от 
Министерства охраны окружающей среды. Однако на этот раз действительно произошли перемены. Появился Государственный комитет по природным ресурсам, министерству отвели функцию «контролера» за соблюдением экологической безопасности и вывели из его ведома одно из самых «вкусных» направлений — обеспечение рационального использования недр. Именно с обсуждения этой темы и подведения первых итогов реорганизации начался разговор с нынешним министром охраны окружающей природной среды Сергеем ПОЛЯКОВЫМ.
— То, что министерство отныне называется «охраны окружающей природной среды», полностью отвечает поставленным перед ним задачам и возвращает свойственные ему функции. Создание Госкомитета по природным ресурсам — также верное решение. Ведь мы уже давно имеем комитеты лесного хозяйства, водного, госдепартамент рыбного хозяйства, в состав которых входят субъекты хозяйственной деятельности. И наша задача — контролировать, как они используют природные ресурсы и минимизировать «убытки», которые своей деятельностью наносит природе человек. Правда, что касается недр, — это, наверное, неточность. Ведь мы не собираемся вмешиваться в работу отрасли. Да и теоретически не может быть такого, чтобы министерство не контролировало использование недр. Со временем ситуация изменится, поскольку Закон «Об охране окружающей среды» никто не отменял. А согласно ему контролировать деятельность, связанную с недрами, должны именно мы.
ПЯТЬ МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ — ЗА ЧИСТОТУ
— Наверное, передел функций и полномочий повлек за собой определенные конфликты?
— Для этого нет повода. Мы достаточно эффективно работаем со всеми природо-ресурсными комитетами. А возникающие периодически претензии друг к другу только улучшают наш КПД. Сейчас, например, разрабатывается более жесткая схема работы наших территориальных управлений по части соблюдения природоохранного законодательства. Порой это становится болезненным для некоторых субъектов хозяйственной деятельности. Но ведь Украина готовится к вступлению в ВТО, движется в Европу. А там — свободный конкурентный рынок, и при проведении тех или иных тендеров особое внимание обращают на экологическую направленность предприятия. А именно — что делает предприятие для своей «очистки», какие средства вкладывает. В Европе — это залог успеха предприятий всех форм собственности. И нам это очень важно сейчас уяснить.
— Внедряют ли украинские предприятия «чистые» технологии?
— Некоторые — да. Как известно, проблема многих предприятий — это стоки. В свое время Горловский концерн «Стирол» был самым крупным в Донецкой области загрязнителем водных ресурсов. Сегодня же они потратили 5 миллионов долларов на закупку современных технологий, которые, так сказать, замыкают цикл — очищают воду и не «выпускают» ее в водоем. Напрашивается вопрос: почему же многие крупные предприятия, «ворочающие» сотнями миллионов долларов, не могут пойти по пути «Стирола»? Ведь в таком случае экологическая ситуация может заметно улучшиться уже через 5—7 лет, а не 20—50.
— Какие механизмы влияния на предприятия вы собираетесь использовать?
— Как увещания, так и санкции, вплоть до приостановления работы. Сейчас мы имеем на это полное право. Но к решению проблемы стоит подходить не только при помощи жестких экономических рычагов, а и пропаганды. К примеру, когда мы на коллегии в Донецке обсуждали опыт «Стирола», директор одного крупного предприятия тут же сел в машину и поехал смотреть на экологически чистое производство. То есть налицо отсутствие информированности. Ряд крупных предприятий могли бы повести себя так же, ведь внедрение современных технологий не скажется на их доходах. Конечно, изначально — это серьезное капиталовложение, но потом предприятия окажутся только в выигрыше. Для этого достаточно подсчитать, сколько они платили и будут еще платить по выбросам, и за какой период окупится приобретение экологически чистого оборудования.
В принципе, раньше министерство довольно мягко относилось ко всему происходящему, оно занималось скорее созерцательной политикой. С другой стороны, когда ведомство недостаточно оснащено материально, адекватно выполнять возложенные на него функции невозможно. К примеру, тот или иной мониторинг можно вести, только обладая определенными техническими средствами. Благодаря тому, что Кабмин разрешил нам использовать часть средств Фонда охраны природы для улучшения материальной базы территориальных органов министерства, удалось достичь определенных результатов. К примеру, сегодня постоянно жалуются на то, что бензин и дизтопливо в Украине некачественные. Происходит же это потому, что не выдерживаются экологические стандарты. Теперь Кабмин принял соответствующее постановление, а Верховная Рада — поправки к Административному кодексу, и мы получили право на контроль экологических показателей нефтепродуктов. Недавно начался тендер на закупку оборудования для экспресс-анализа. Отныне наши инспекции будут выезжать на заправочные станции и, зафиксировав нарушения, принимать соответствующие меры. Можно привести другой пример. Постоянно спорят о том, много или мало рубят в Украине лесов. Лесники утверждают, что меньше, чем во многих европейских странах. Но в то же время, если проанализировать структуру вырубки, то очевидно: она идет бездумно. Причина многих бед, от которых страдают целые регионы, кроется в том, что не убирают нужные деревья и не продумывают места для вырубки. Дело не в том, что Комитет лесного хозяйства — сборище варваров. Просто до сегодняшнего времени многие гектары леса находились вне его ведения, и посему совершать всеобъемлющий контроль было просто нереально. Благо, эту проблему удалось решить. Сегодня Указом Президента контроль за всей лесной зоной страны возложен на лесную инспекцию.
— Как вы относитесь к идее экологического страхования?
— Положительно. Как и любое направление страховой деятельности, оно очень перспективно и приносит пользу прежде всего самим предприятиям, отчисляющим в фонд взносы. Сегодня речь идет о создании Национального экологического фонда, которому будет дано право работать со страхованием и банковской системой. Во всем мире экологические фонды лишь частично наполняются за счет отчислений предприятий-загрязнителей. Большую часть дохода составляют страховые взносы, работа с банковской системой по кредитованию. Подобная деятельность позволила, например, Польше наполнить природоохранный фонд миллиардом долларов. Мы готовы работать по такой же схеме. Главное, чтобы Верховная Рада приняла в ближайшее время соответствующий закон.
КАЖДЫЙ ГРАЖДАНИН ЖЕЛАЕТ ЗНАТЬ…
— Вы неоднократно заявляли, что ратификация парламентом Киотского протокола сможет вывести природоохранную политику Украины на качественно новый уровень. Но все же где гарантии, что чистый воздух захотят покупать именно у нас?
— Западные страны очень заинтересованы в украинском чистом воздухе. О реальных проектах уже говорят немцы, голландцы, французы. Нам повезло: сложилась удачная конъюнктурная ситуация — имеется в виду, что объемы выбросов в Украине подсчитывали в 1990 году, при «застое» экономики. Так что даже при ежегодном росте производства на 8—10% мы имеем резерв лет на 20—30. Самое главное, что средства от продажи квот на загрязнение воздуха будут направлены на природоохранные мероприятия, за счет них мы сможем внедрять и экологически чистые технологии. Словом, Киотский протокол позволит включиться механизму, работающему по принципу цепной реакции — улучшится ситуация в одном направлении — пойдет импульс в другое. А в комплексе это приведет к значительному улучшению экологической ситуации.
— Но ведь без ратификации протокола Россией говорить о каких-либо проектах преждевременно.
— Он заработает и без согласия России, поскольку европейские страны в этом более чем заинтересованы. Россия нужна, чтобы протокол заработал в глобальном плане, а в принципе, мы уже сейчас можем работать со странами ЕС.
— Как Запад оценивает нашу природоохранную политику?
— Положительно. Единственное, вопросы возникли по поводу строительства канала Дунай — Черное море. Да и то, страсти накаляли лишь общественные организации. Буквально на днях наша делегация вернулась из Парижа, где ЮНЕСКО организовало встречу по поводу строительства канала. Когда мы им показали документы и объяснили, что речь идет всего лишь о расчистке устья, которое мы не углубляли и не расширяли — эксперты полностью одобрили наши действия. Более того, они сказали, что мы многое сделали для Дунайского биосферного заповедника, поскольку указом Президента он был расширен, и фактически создалось второе ядро.
Просто сегодня зачастую говоря о природоохранной политике, подразумевают экономические интересы. В случае с заповедником страсти разгорались по одной простой причине: рядом с нами находится конкурент — Румыния, имеющая четыре судоходных канала. Причем эта страна в экологическом плане представляет для Украины определенную угрозу: частота, с которой там случаются химические аварии, вынудила нас просить страны ЕС обратить внимание на эту проблему.
— Как известно, в Европе зарабатывать деньги стараются даже на заповедниках. Их превращают в рекреационные зоны, рекламируют экологический туризм. Как вы рассматриваете такую перспективу привлечения средств в Украине?
— Заповедников у нас больше, чем во многих европейских странах. Вопрос в их правильном и эффективном использовании. Некоторые уже довольно активно работают над привлечением туристов, в частности, Карпатский заповедник. Там туризм, в принципе, мог бы даже реанимировать регион. К счастью, местные власти это понимают, они взяли курс именно на то, чтобы сделать туристическую сферу доминирующей. Правда, одной природы недостаточно — нужны гостиницы, дороги, рестораны.
— В последнее время часто обсуждается Орхусская конвенция — о свободном доступе населения к экологической информации. Считается, что она могла бы стать неплохим антикоррупционным механизмом…
— Этот процесс непростой. Существует довольно сильное скрытое сопротивление со стороны предприятий — ученые утверждают, что по химическому составу выбросов (а его, согласно положению конвенции, может узнать каждый) выведываются технологические тайны. Орхусская конвенция — пока теория, ведь нигде в мире она еще не заработала.
СКОЛЬКО СТОИТ ОЗДОРОВИТЬ ДНЕПР
— А как обстоят дела с реализацией документов, подписанных на Всеевропейской конференции министров экологии, которая состоялась в прошлом году в Киеве?
— Любая конвенция — это документ не мгновенного действия. Он не является обязательным, а лишь рекомендательным для правительства и парламента подписывающей страны. Сегодня мы работаем по Карпатской конвенции. Украина ставит вопрос о том, чтобы центральный офис конвенции находился в Киеве. Это придаст нам большую влиятельность на конвенцию, создаст рабочие места, а кроме того, привлечет дополнительные средства. К примеру, Швейцария на одних только офисах международных организаций, которые там расположены, в год получает около 3,5 млрд. долларов.
А что касается документа по очистке бассейна Днепра, то кроме него существует программа, утвержденная Кабмином. Сейчас мы изучаем опыт других стран по реанимации водоемов. Вспомнить хотя бы Германию, которая превратила Рейн из европейской помойки в нормальный водоем. На сегодняшний день нам удалось найти около $250 млн. Хотя чтобы эти программы заработали, необходимо около миллиарда долларов.
— Чтобы очистить Днепр, нужен миллиард?
— Нет, столько нужно для того, чтобы заработала программа. Нечего удивляться тому, что мы выходим на такие суммы. Ведь только для того, чтобы «очистить» одно предприятие, требуется около пяти миллионов долларов.
— В свое время назывались довольно незатратные варианты очистки водоемов, например, использование так называемого биоплато — водорослей- санитаров.
— Назывались, но никто же не начал этим заниматься, по крайней мере, в масштабах страны. В принципе, одно не исключает другого, ведь панацеи в этом вопросе быть не может.
— В этом году вновь закрыты почти все пляжи в Одессе, прогнозируют рецидивы с отравлениями питьевой водой в Луганской области. Влияет ли министерство на эти вопросы?
— Это не совсем наша компетенция. Санслужба закрывает пляжи по своим соображениям, и экология может быть ни при чем. Проблема сточных вод в Одессе существует уже очень давно, и город со своим бюджетом не в состоянии ее решить. Но в ближайшее время это, скорее всего, получится. Одесса становится все более привлекательной с точки зрения вложения инвестиций. Еще больше ею заинтересуются, когда появится автобан Киев—Одесса.
— Луганской области также нужно искать инвесторов?
— Вопрос питьевой воды на востоке страны всегда стоял очень остро. Работа угольных предприятий привела к тому, что взять воду из скважин невозможно — она ушла глубоко вниз. В то же время, когда закрываются угольные предприятия, земли подтапливаются шахтными водами. И поскольку эта вода металлизирована и минерализирована, то растительность очень страдает. Но выход есть: сегодня существует ряд технологий для очистки шахтных вод. Задача — выйти на масштабные проекты.