Председатель Независимого профсоюза горняков Украины, народный депутат, член фракции БЮТ Михаил Волынец на днях вернулся из Донецкой области, где побывал на шахте «Краснолиманская». В прошлый понедельник взрыв в одной из подземных выработок этого угледобывающего предприятия унес жизни 31 горняка, судьба еще пятерых остается неизвестной.

— Михаил Яковлевич, пока государственная комиссия не приняла официального заключения о причинах взрыва на «Краснолиманской», в СМИ появляются комментарии, что виной всему — стихия. С вашей точки зрения, что же на самом деле произошло на шахте и почему вас, в отличие от председателя Профсоюза работников угольной промышленности, не включили в состав этой комиссии?

— Виктор Турманов, руководитель ПРУПа, попал в нее как человек, находящийся под влиянием власти, которого можно склонить к подписанию любого решения. Если бы я вошел в эту комиссию, обвинить во всем стихию не удалось бы. Очевидно, поэтому меня и не включили, хотя были обязаны.

Я по образованию горный инженер и в свое время работал на соседней шахте им.Стаханова на угольном пласте, часть поля которого позже передали «Краснолиманской» и на котором произошел взрыв. Так что и специфику работы, и специфику самого пласта знаю не понаслышке.

Государственная комиссия, возглавляемая вице-премьером Андреем Клюевым, изначально отличилась тем, что почти сутки держала в неведении страну, родственников оставшихся под землей шахтеров относительно хода спасательных работ и мероприятий по ликвидации последствий взрыва. А сейчас и вправду ходят слухи, что причиной является природный фактор, особенности геологического строения пласта, а, следовательно, виновных в случившейся трагедии нет.

«Краснолиманская» — шахта опасная по выбросам метана, как и большинство шахт Донбасса. Разрабатываемый пласт, на котором произошел взрыв, имеет толщину 2,3 м, и хотя по принятой классификации является среднемощным, у нас считается достаточно толстым, если учесть, что многие предприятия разрабатывают пласты мощностью до одного метра. Во внутренних разломах угольного поля концентрируется метан, который при выемке угля по трещинам попадает в шахтную атмосферу. Метан — не только взрывоопасный газ, он даже в малых концентрациях опасен для здоровья, потому в горных выработках за его содержанием в воздухе следит газометрическая аппаратура. При повышении максимально допустимого уровня концентрации даже на десятые доли процента эта аппаратура автоматически отключает угольные комбайны, а вентиляторы в это время удаляют из выработки насыщенный метаном воздух и подают в нее свежий. Таким образом, риск взрывов сводится к минимуму.

Что же на самом деле произошло на «Краснолиманской»? Среднесуточная добыча угля из взорвавшейся лавы составляла 2,35 тыс. тонн, при этом объеме выемки выброс газа равнялся немногим более 30 куб.м. Однако в погоне за увеличением добычи и получением сверхприбылей из лавы иногда добывалось в сутки до 4 тыс.тонн и больше. Естественно, что при этом увеличивалось количество выделяемого метана. Чтобы газометрическая аппаратура не мешала работать и всякий раз не останавливала комбайны, ее зачастую блокируют одним из многих способов, которые известны, как руководству шахты, так и самим шахтерам. О том, что датчики уровня метана могли быть блокированы и в этом случае свидетельствует следующий факт: диспетчерская служба шахты на протяжении нескольких дней до взрыва не зафиксировала вообще никаких колебаний в содержании опасного газа. Поверить в это невозможно, поскольку такого просто не бывает.

— Следовательно, когда газ без цвета и запаха накопился в лаве в сверхопасной концентрации, работавшие под землей люди даже ничего не подозревали? В таком случае, чья это халатность и кому нужно списывать произошедший взрыв на роковое стечение обстоятельств?

— Независимо от того, сами ли горняки блокировали газометрическую аппаратуру или это было сделано по инициативе руководства, в любом случае виновата администрация шахты. Если датчики были выведены из строя рабочими, от которых требуют все больше и больше тонн на-гора, администрация виновна в попустительстве, поскольку, как я сказал, было очевидно, что газометрическая аппаратура могла отключаться.

Теперь же руководство «Краснолиманской», в первую очередь ее директор Зиновий Пастернак, намерены все списать на природный фактор, над которым человек не властен. Здесь просто нужно знать самого директора, который уже получил, а по случаю и купил, все мыслимые и немыслимые награды, как украинские, так и международные. В прошлом году, когда на коллегии Минтопэнерго Пастернаку вручали государственную награду как руководителю предприятия с высокой безопасностью труда, я не выдержал и прервал эту церемонию. Я спросил у собравшихся, у заместителя министра, как можно вручать данную награду директору шахты, на которой только в прошлом году погибли 7 человек? Кстати, уже в этом году, до взрыва 19 июля, на «Краснолиманской» были смертельно травмированы еще 3 человека.

— Тогда мой следующий вопрос к вам как к лидеру одного из самых мощных шахтерских профсоюзов. Если правила техники безопасности нарушает само руководство предприятия, если этому попустительствуют государственные надзорные службы, то чем тогда занимаются профсоюзы, почему они не вмешиваются в сложившуюся ситуацию?

— Председатель ПРУП Турманов в отношении причин взрыва на «Краснолиманской» поддерживает позицию директора шахты, о чем недавно заявил в одном из своих интервью. Профсоюз работников угольной промышленности — этот тот профсоюз, который практически всегда поддерживает администрации предприятий, занимает соглашательскую позицию и защищает рабочих только на словах.

Если говорить о НПГ, то на «Краснолиманской» первичная организация нашего профсоюза практически уничтожена благодаря стараниям все того же Зиновия Пастернака, который считает себя не то что единоличным руководителем, но полноправным хозяином шахты. Ввиду этого на предприятии не может быть высказано никакое мнение или суждение, альтернативное мнению директора, его решения не обсуждаются не только на стадии выполнения, но и в момент принятия.

Вот именно в такой ситуации работала и, несмотря ни на что, пытается продолжать работать первичная организация НПГ шахты «Краснолиманская». Ее председателя Леонида Кожуха неоднократно запугивали, недавно он был жестоко избит, причина чему одна — лидерство в Независимом профсоюзе горняков. На самих членов нашей профорганизации также осуществлялось давление, в их адрес раздавались многочисленные угрозы, ввиду чего некоторые шахтеры были вынуждены написать заявления о выходе из НПГ, а некоторых уволили с шахты или же они сами уволились. По всем этим фактам мы направили жалобы в Международную конфедерацию свободных профсоюзов, в Международную организацию труда. И если Генпрокуратура, премьер-министр, к которым я обращался с депутатскими запросами, не реагируют на грубейшие нарушения прав и само уничтожение независимых профсоюзов, то международная реакция не замедлит последовать — в этом ни на Резницкой, ни на Грушевского, ни на самой «Краснолиманской» могут не сомневаться.

— Аварии с человеческими жертвами на наших шахтах происходят едва ли не ежедневно, мы уже с этим свыклись и едва ли не смирились. Но в случае, даже если находят истинных виновников взрывов, обвалов, пожаров, то вопрос «что делать?» так и остается без ответа. Можно ли что-то изменить в угольной отрасли или обществу следует окончательно принять, что нынешние три-четыре человеческие жизни за каждый добытый миллион тонн угля — это национальная плата за наше «черное золото»?

— Уголь — основа энергетической независимости Украины. Поступить по примеру Великобритании, которая более десяти лет назад практически свернула всю свою угледобывающую промышленность и теперь львиную долю угля импортирует из-за рубежа, мы не можем. Но и мириться с нынешним положением на наших шахтах тоже никак нельзя.

Увы, в рамках существующей системы власти и экономической модели хозяйствования ожидать каких-либо кардинальных качественных изменений в угледобывающей отрасли напрасная затея. Министерство, директора и все, кто стоят за ними, сегодня не добывают уголь, но разворовывают его. В стремлении награбить как можно больше игнорируются элементарные правила техники безопасности, а государственный надзор за их соблюдением малоэффективен либо вообще бездействует.

Однако при этом не следует рассчитывать, что придет иная власть и сразу все само собой изменится. Многое зависит от самих рабочих: пока горняки согласны работать в таких условиях, в которых они работают теперь, до тех пор цена их жизни будет не выше цены угля. В цивилизованных угледобывающих странах горняки получают за свой труд повременную оплату, у нас — сдельно-премиальную. В Польше шахтеру, по большому счету, все равно, 10 тыс. или всего 10 тонн добыто за его смену — в обоих случаях он получит одни и те же деньги, и при этом не будет пренебрегать собственной безопасностью. В Украине все наоборот: величина заработка зависит от объема добычи, и шахтеру, вынужденному зарабатывать на жизнь, сплошь и рядом приходится ею же и рисковать. Именно это и нужно менять на наших шахтах в первую очередь.