2007-01-24

Блеск и нищета Уральских гор

Недра Уральских гор с давних времен считаются богатейшей кладовой России. Самоцветы и уникальные поделочные камни, золото и медь, железо и уголь прославили Урал по всему миру. Уже почти три века люди добывают полезные ископаемые. С XVIII века из уральского металла производятся и грозное оружие, и мирные машины. Поэтическая строчка Александра Твардовского оказалась настолько точной, что превратилась в расхожий штамп.

Но не слишком ли долго Урал играл роль опорного края державы? «Была гора Высокая, стала яма глубокая», — говорят на Высокогорском ГОКе. Не одна гора, скрывающая полезные ископаемые, превратилась за триста лет в глубокий карьер. Не один десяток месторождений отработан полностью. Много ли полезных ископаемых осталось в недрах «опорного края»? Останется ли нашим потомкам в наследство хоть что-нибудь, кроме громкого имени, легенд и горных выработок? Ответить на эти вопросы я попросила заведующего лабораторией геоэкономических проблем комплексного освоения недр Института горного дела Уральского отделения Российской академии наук, доктора технических наук Сергея БУРЫКИНА.

В последние годы разговоры о том, что запасы Уральских гор практически на исходе, звучат все громче. Действительно, разведанных запасов осталось не очень-то и много. Полтора десятка лет разведка практически не велась. И если в ближайшее время не возобновить геологоразведочные работы, то рано или поздно у нас не останется ничего, кроме заброшенных шахт и затопленных карьеров. Но пока до этого печального дня еще далеко. И есть время принять необходимые меры.

— Чего на Урале пока достаточно, так это угля. Угленосная зона тянется от Алапаевска до Оренбурга, — говорит Сергей Иванович. — Но эти месторождения не отрабатываются. Их считают нерентабельными, возможно из-за того, что разведанные запасы месторождений, которые разрабатываются сегодня, невелики. Но несколько десятков лет назад про «Вахрушевуголь» говорили: «там угля хватит на 15 лет». С тех пор прошло много лет. Уголь там есть и сегодня, его отрабатывает сейчас ЗАО «Волчанский уголь».

Да, углей у нас много. Но некоторые специалисты считают, что по качеству уральский каменный уголь серьезно уступает кузбасским и экибастузским углям. И с этим Бурыкин не согласен.

— Что касается калорийности уральских углей, судите сами. Мы из Экибастуза на Рефтинскую ГРЭС везем буквально породу, в которой 54 процента зольности. В этом угле только 40–46 процентов горючего вещества. А в Кузбассе угли с зольностью 27 процентов выбрасывают в отвалы. Получается, что мы везем породу. Для того, чтобы она сгорела, в эту породу впрыскивают мазут. А потом образуются массивы отвалов шлака. Наша область завозит 20–25 миллионов тонн угля в год. Ну разумно ли это? Я считаю, что добывать свои угли выгоднее, экономичнее. Тем более, что запасы на месторождениях, разведанных сравнительно недавно, достаточно велики. Но месторождения эти нужно разрабатывать. Строить дороги, создавать инфраструктуру — вкладывать деньги сразу. И в больших объемах. В сравнении с этими затратами расходы на перевозку кажутся незаметными. Может быть, именно поэтому уральские угли ждут пока своего часа.

— Но почему такие перспективные месторождения не интересуют частных инвесторов?

— Не все так просто. Уголь это не медь. Стоит дешевле и добывается только для местных нужд. Инвесторы тоже смотрят, куда вкладывают. Обычно в горной промышленности срок окупаемости инвестиций должен быть не более трех лет. А в действительности получается семь — десять лет. С углем же дело обстоит иначе. Средства придется потратить серьезные, а вот отдачи ждать — долго. Поэтому медь и цинк инвесторов интересуют куда больше.

На инвесторов нажимать бесполезно: у каждого свой расчет. Если я даю рубль, я хочу взять рубль тридцать, да еще и побыстрее, а, значит, о разработке наших угольных месторождений, которые непременно принесут прибыль, должно задуматься государство.

— Сергей Иванович, насколько мне известно, и энергетики (основные потребители каменного угля) не в восторге от уральских углей.

— Сегодня — да. Потому что оборудование наших ГРЭС не приспособлено к местным углям. Но если реконструировать Рефтинскую ГРЭС, то можно было бы увязать все эти вопросы и переориентировать уральскую энергетику на уральские угли. Тем более, что, насколько мне известно, реконструкция котлов там как раз планируется.

— Я думаю, что применение уральским углям непременно найдется. Но не углями издавна был славен Урал.

— Конечно. У нас в общей сложности 1700 месторождений различных полезных ископаемых. Месторождений в Свердловской области предостаточно. Но хорошие, расположенные в удобных местах, рядом с населенными пунктами и дорогами, в основном, отработаны. Конечно, неразработанные месторождения у нас есть, но для их разработки нужно много средств. Полезные ископаемые расположены на большой глубине, и добывать открытым, дешевым способом не получается, а шахтами — дорого, да и гидрогеологические условия могут оказаться неблагоприятными. Поэтому начинать разработку этих месторождений пока нецелесообразно.

— Даже при том, что цены на металлы в последние годы постоянно растут?

— Ну, железа у нас пока достаточно. К примеру, ОАО «Качкананский ГОК «Ванадий». Но здесь добывается небогатая титано-магнетитовая руда. Продукцию ГОКа берет сегодня в основном НТМК. Дело в том, что у нас по области мало магнетитовых руд, без которых сталеварам не обойтись. Сегодня такую руду нам везут из Михайловского ГОКа, расположенного в районе Курской магнитной аномалии. Железом-то мы богаты, но дефицит качественной товарной руды составит, по нашим прогнозам, к 2010 году около 3 миллионов тонн.

— Сергей Иванович, Урал, как известно, это не только железо, но и медь, запасы которой тоже на исходе. Именно дефицитом сырья были вызваны в свое время громкие «медные» войны.

— Да, разведанные запасы меди у нас невелики. Дефицит сырья заставляет Уральскую горно-металлургическую компанию реализовывать новые проекты: разрабатывать Сафьяновское месторождение, которое планируется перевести с открытых на подземные разработки. Дефицит сырья заставил компанию реализовать дорогостоящий проект — разработку Тарньерского, Шемурского и Ново-Шемурского медно-цинковых месторождений.

Цены на металл, в том числе и медь, постоянно растут. Металлы пользуются на мировом рынке стабильно высоким спросом, и, соответственно, расходы на разработку удаленных месторождений становятся оправданными.

— Но чем вызван такой ажиотаж на рынке? За последние пять лет цены на медь и железо выросли в несколько раз.

— Во-первых, растет спрос на металлы. Сегодня Япония — самый крупный импортер железных руд — закупает 130 миллионов тонн в год. 120 миллионов тонн руды в год закупает Китай.

Как известно, Япония расположена в зоне высокой сейсмической опасности, и для того, чтобы снизить риск разрушений, японцы сейчас строят здания, остов которых сделан полностью из металла или стали. Причем, сталь эта — очень высокого качества, с добавками, чтобы не ржавела. Нержавейку сейчас начали применять и как элемент внешнего и внутреннего дизайна зданий. Кроме того, все знают японские автомобили, электронику.

Дальновидности японцев остается только позавидовать. Судите сами: сталелитейная промышленность в Японии развита очень высоко, но зато производство феррохрома там почти не развивается. Они решили экологически вредное производство не развивать и покупают необходимые в металлургии сплавы в Канаде, в других государствах.

Кстати, по тому же, экологичному пути развивается металлургия и в Америке. Американцы сейчас покупают не руды, а слябы, металл, который прошел первичную переработку. Таким образом, они получают недорогое сырье, а все последствия первичной переработки остаются на территории стран-производителей.

Растет спрос на металл, повышаются цены, у нас на горных предприятиях появляются деньги, растут объемы. Увеличение объемов производства, конечно, немного сбивает цены, но спрос превышает предложение, поэтому металлы пока стабильно дорожают.

— Получается, что весь ввезенный металл остается в стране-импортере?

— Конечно, нет. Параллельно идет косвенный экспорт стали в виде машин и оборудования. Россия, к сожалению, до такого уровня развития промышленности еще не дошла. Мы продаем только сырье. К сожалению, большая часть наших металлов сегодня идет на экспорт.

А Америка не вывозит железную руду. Она экспортирует только готовую продукцию, с высокой добавленной стоимостью.

— Сергей Иванович, мы постоянно говорим о том, что разведанные запасы полезных ископаемых тают на глазах. Но разве геологи обнаружили уже все, что таят Уральские горы?

— Прежде чем так говорить, надо поискать. Вот Сафьяновское месторождение нам будто Бог послал: медную руду нашли почти случайно.

— Я думаю, реализация проекта «Урал промышленный — Урал Полярный» станет серьезным шагом в укреплении минерально-сырьевой базы нашей области. Легче будет добраться и до уже разведанных месторождений…

— Да, месторождения в этом районе полярного Урала есть, но они не так уж и велики. И разрабатывать их нужно в комплексе: добывать параллельно уголь, железо и медь. Вдоль дороги, которую планируют строить от Ивделя до Лабытнанги и дальше на север, могут быть месторождения, поэтому разрабатывать этот проект нужно одновременно с геологоразведочными работами.

— Сергей Иванович, мы говорим о металлах, об угле. Но Урал знаменит не только этим.

— Конечно. Пока у нас достаточно много флюсов — известняков, которые используются в металлургическом производстве.

На Богословском алюминиевом заводе, который входит в промышленную группу СУАЛ, перерабатываются бокситы, которых сегодня пока тоже достаточно.

Есть на Урале проявления никелевых руд, но их еще нужно разведать, пробурить. Но в целом минерально-сырьевая база у нас небогатая. Мы уже испытываем дефицит по меди, по марганцу, по хрому. Конечно, месторождения еще есть. Но на большой глубине, в труднодоступных горных или болотистых районах. Пока цена на мировом рынке не компенсирует затраты, которые пойдут на их освоение.

Сегодня ситуация такова: запасов титано-магнетитовой руды на Качканарском ГОКе осталось на 65 лет, на Первоуральском ГОКе на 25–28; качественной руды Богословского ГОКа хватит на 35–37 лет, а на Высокогорском ГОКе лет на 30.

Медной руды с учетом подземных разработок на Сафьяновском месторождении в нашей области еще на 23–24 года. В перспективе возможно освоение Удоканского медно-рудного месторождения в Читинской области.

— Получается, что проект «Урал промышленный — Урал Полярный» — это шаг отчаяния?

— Нет, это разумный шаг, благодаря которому мы сможем разрабатывать разведанные месторождения, искать новые. Вот вкладывать деньги за границу, в разработку чужих месторождений — это был бы шаг отчаяния.

— Появится дорога, и, возможно, увеличатся инвестиции в разведку?

— Не все здесь так просто. Не следует забывать о том, что в горной промышленности риск самый большой из-за неподтвержденности запасов. Бывает и так: вскрышные породы удалены, а брать нечего из-за того, что разведка была проведена в недостаточно полном объеме. Все процессы, связанные с преодолением природных свойств веществ и условий, — самые дорогостоящие и убыточные, поэтому без участия государства здесь не обойтись.

Дальше главную роль будет играть разум, чтобы мы смогли управиться с тем богатством, что нам Господь Бог дал. Перспективы есть, только надо к этому богатству, к своей земле отнестись по-хозяйски.

Интервью взяла Алла БАРАНОВА