
«Сделай или умри»
Откуда же начинался его путь в науку, этот поистине океан неведомого? Родом Олег Михайлович из забытого богом Троицка, что в Челябинской области, из семьи военного фельдшера. Судьба привела в славящийся своими традициями Томский политехнический институт, где учился на одном курсе со ставшим впоследствии всемирно известным учёным-гидрогеологом и его другом на всю жизнь Евгением Пиннекером. А что повлекло его в геологию? Конечно же, романтика, смеётся Олег Михайлович. Ведь когда после окончания вуза пришёл устраиваться в Красноярское геологическое управление, даже не спросил, сколько будет получать, – ему и дали самый что ни на есть минимальный оклад. Хорошо, что нашлись добрые люди, помогли устранить несправедливость. К слову, организация, куда определился молодой специалист, находилась под эгидой МВД – известная всем шарашка. Здесь отбывали срок крупные учёные, такие как Крейтер, Эдельштейн, Булынников, научные авторитеты, к ним приезжали консультироваться даже из центра.
Начало карьеры Глазунова оказалось не совсем обычным. Не успел приступить к работе, как его, желторотого новичка, назначают начальником геологической партии. Шёл 1951 год. Партия скорее напоминала команду голодранцев. Ни компасов, ни молотков, ни спальных мешков. Спали под конскими попонами. Работали в районе нынешней Саяно-Шушенской ГЭС. Участников экспедиции в основном набирал он сам, новоиспечённый начальник партии. Боевые ребята, азартные. Как и их «батяня», неисправимые романтики, рвались туда, где труднее, чуть не до драки доходило, когда надо было обследовать самую высокую гору. Удача сопутствовала изыскателям, в первый же год открыли асбестовую зону, что позволило в дальнейшем заняться и асбестовыми месторождениями.
Романтика романтикой, а трудностей, горя пришлось хлебнуть вволю. В той же геологической партии, ведущей изыскания в Западном Саяне, в районе хребта между Красноярском и Абаканом. Во-первых, основной контингент – 12 расконвоированных зэков, разнорабочих. Поначалу было непросто, но когда прощались, они чуть ли не плакали, до того прикипели к работе, сдружились. Вот что значит геологическое братство! Разное случалось: попадали в обвалы, сплавляясь по речкам, оставались без продуктов, но чётко работал принцип «Сделай или умри». Это была та же шарашка: всё по приказу, чуть ли не под конвоем. Риск любого уровня считался нормой.
А когда бросили на разведку – бурение, подсчёт запасов, – заупрямился, было. Но какое там, надо! Так и попал на титано-магнетитовые месторождения. Довелось столкнуться с совершенно удивительными людьми. Анастасию Тимофеевну Стеблёву, к примеру, главного геолога Саянской экспедиции, впоследствии лауреата Ленинской премии, Героя Социалистического Труда, боялись все хозяйственники, буквально трепетали. А как она помогала молодым! Будучи в аспирантуре, Олег Михайлович напишет об этом книгу.
После защиты кандидатской диссертации по приглашению академика Л.В. Таусона окажется в Иркутске, с лёгкостью пройдёт по конкурсу. Это было счастливое время – середина шестидесятых. Ещё бы, попасть в геохимическую школу академика Таусона! И вообще, считает Глазунов, Лев Владимирович сыграл в его жизни, да и в судьбах многих молодых учёных, исключительно важную роль. Он умел создать по-настоящему творческий климат, научные сотрудники могли в любое время зайти к нему в кабинет, поговорить по душам. Бывало, идёт академик по коридору, торопится и на ходу подписывает какие-то бумаги. Вот уж кто не терпел формализма! Под его редакцией Олег Михайлович написал книгу о происхождении металлов, послужившую основой докторской диссертации. Разве это не вершина счастья для учёного – впервые описать минералы, на земле ещё не найденные, а позднее получившие экспериментальное подтверждение и открытые аж на Луне. А воспитание молодых исследователей, лекции профессора Глазунова в политехническом институте по минералогии и геохимии, а 12 кандидатских диссертаций, защищённых под его руководством!
О.М. Глазунов и коллектив руководимой им лаборатории внесли большой вклад в реализацию таких общероссийских программ, как «Геология БАМа», «Железные руды Сибири», «Геохимия архея», «Золото и платина Сибири» и др. Неоднократно представлял геохимическое направление за рубежом, участвовал в работе конгрессов во Франции, Югославии, Болгарии, Греции. Работал в международной экспедиции в Арктике, в результате составил для ООН эколого-геохимическую карту с запиской и прогнозами по экологической безопасности, что отражено в книге «Арктика по маршрутам двух экспедиций».
Девиз экспедиции – «Хотеть, осмеливаться, действовать» – начал осуществляться в мае-июне 1990 года. Фирма «Пино», у которой, конечно же, были свои интересы, впервые стала спонсором, финансируя экспедицию на уровне 4 млн. франков.
В экспедицию 93-го года, в которой французы и русские снова оказались в одной связке, отец и сын Глазуновы отправились уже вместе. За более чем трёхмесячный срок экспедиция охватила наблюдениями широкую полосу побережья и шельфа восточного сектора Арктики, пройдя по параллели более 7 тысяч километров от Надыма, Н. Уренгоя через Дудинку, Норильск, Хатангу, Анабар, Тикси, Черский Левек, мыс Шмидта до Берингова пролива.
– Для сбора сравнительного материала, – говорит О.М. Глазунов, – мне удалось, кроме того, побывать в относительно экологически «чистых» районах: на Медвежьих и Новосибирских островах, на острове Врангеля, где находится уникальный заповедник белых медведей. Экспедицию организовал и проводил Центр сибирских исследований в Париже под руководством профессора Б.П. Шишло. Она работала по программе ООН в 1993 году, объявленном Международным годом защиты малых народов. Главной целью экспедиции было понять проблемы северных народов Русской Арктики, укрепить в Европе контакты со структурами и специалистами, имеющими возможность оказать содействие в решении ряда проблем – социальных, экологических. Наконец, Арктика интересовала и как «кухня погоды». В мою задачу, как геохимика и эколога, уточняет Олег Михайлович, входило изучение среды обитания преимущественно в горно-промышленных районах, влияние которых на природу Севера весьма и весьма существенно.
На плечи же Владимира Глазунова легли экологические наблюдения в Норильско-Хатангском и Тиксинском районах. У него уже был опыт работы в 1990 году, когда он с группой французов пересёк Сибирь по меридиану. Раздел книги «От Тикси до Берингова пролива» написан Глазуновым-старшим, а главы «От вершин Тофаларии до моря Лаптевых» и «От Надыма до Уэлена» – Владимиром Олеговичем, талантливым исследователем, профессиональным геологом, исполнявшим в экспедиции обязанности штурмана вездеходного отряда. Страшно и горько говорить, но дневниковые записи Владимира Глазунова прерываются на полуслове. Лыжник и альпинист, поднимавшийся на пики Памира, Тянь-Шаня, Альп, Камчатки, Саян, он погиб в авиакатастрофе на Чукотке. Вертолёт, на котором летела группа исследователей, упал при заходе с моря на материк. Было Владимиру всего-то 36.
Нетрудно представить состояние отца, когда он узнал чудовищную правду. Как пережить этот страшный удар судьбы? Ведь не улеглась ещё боль от первого, когда пришло известие о гибели младшего сына – Сергея…
Вот одна выдержка из дневниковой записи Владимира Глазунова, сделанной им накануне прилёта в Надым, 24 февраля 1993 года: «Арктика в нашей семье всегда была пределом мечтаний. Папа с детства бредил ею и, как все мальчишки романтических предвоенных лет, пережил челюскинскую и папанинскую эпопею. Меня, правда, опередил мой брат Серёжа, геофизик. Он ещё студентом физфака ЛГУ на о. Визе и других островах архипелага Норденшельда изучал полярные сияния. Под впечатлением его рассказов и меня потянуло на зимовку. Серёжа внешне очень походил на молодого папу. Тощий, долговязый, но всегда слегка элегантный. А по характеру, мягкому юмору, некоторой отстранённости от житейских забот, увлечённости и тяге к углублённому анализу предмета, по-моему, он был полной копией».
«Серёжа, – читаем дальше, – оставил несколько интересных статей по полярным сияниям. В частности, совместно с Зеленковой на физфаке ЛГУ они открыли, что в свечение ионосферы значительную долю вносит кислород. Я вспомнил о роли кислорода, когда чувствовал затруднения дыхания на полярной станции Усть-Тарея. Этот «Серёжин кислород», пришедший из далёкого мира, восстанавливал сбои в моём дыхании. Во время зимовки на Таймыре я ещё не знал, что Серёжи уже нет в живых. Он трагически погиб после возвращения с острова Визе. Папа настоял, чтобы мне не сообщали на зимовку об этом. Я заметил только, что в это время вместо писем от мамы стали приходить только радиограммы…»
– Эта книга, – говорит Олег Михайлович, – создавалась мучительно и долго, прежде всего потому, что часть материалов 1993 года погибла в авиакатастрофе, часть была рассеяна между участниками. Поэтому детали приходилось воссоздавать по штурманским книжкам и радиопереговорам, видеофильмам, телеграммам, а нередко по рассказам и письмам.
Мало сказать, что книга состоялась. По сути она является ещё одной, глубокой и увлекательной, страницей в исследовании Арктики, содержит большое количество наблюдений и суждений, которые, вне всякого сомнения, могут оказать добрую службу всем, кто интересуется кругом проблем, затронутых авторами. Вот что пишет в письме Глазунову его московский коллега, известный исследователь Арктики профессор Давид Абрамович Додин:
«Получил Вашу на редкость замечательную, откровенную книгу. Честно говоря, такой оригинальной работы мне давно не приходилось видеть. Зная Ваши научные труды, я никак не думал, что Вы – такой великолепный публицист и можете писать так доходчиво и просто. Именно такая работа по Арктике сейчас нужна. Было бы здорово перевести её на английский язык, а затем послать нашим «боссам» с той стороны. Увы, мы пишем для людей, которым действительно больно и обидно…»
Олег Михайлович листает альбом с фотографиями, с улыбкой протягивает мне одну из них. На снимке они с С.Н. стоят, полуобнявшись как самые добрые, близкие друзья. Удивительно, насколько глубоко запали в память те дни общения с Рерихом – до сих пор Глазунов помнит мельчайшие детали, вплоть до обстановки в доме Святослава Николаевича, их беседы за чашкой чая, посещения выставочных залов, школ искусства.
Ещё собираясь в Индию в самый первый раз, Глазунов решил во что бы то ни стало увидеться с С.Н. Рерихом. Дело в том, что он и до этого в течение многих лет собирал материалы, вырезки из газет и журналов о семье Рерихов, интересовался их творчеством, миссионерской деятельностью – чем не повод хотя бы в порядке аудиенции увидеться со Святославом Николаевичем. С трудом верилось, что он встретится с сыном великого Николая Рериха, замечательным художником, гуманистом, философом. (В скобках заметим, что сам О. Глазунов – превосходный художник-любитель, пейзажист, хотя и не любит распространяться об этом).
Но встреча такая состоялась. За ней вторая, третья… Олег Михайлович бывал в небольшом двухэтажном особнячке Рерихов большей частью вечерами, когда заканчивал работу в геологическом департаменте, и всегда уносил в себе что-то радостное и светлое, причастное к России. Мягкий «петербургский» говор хозяина был особенно приятен, поскольку в командировках, длящихся месяц-два, русскую речь не приходилось слышать подолгу.
«Каждый раз, – рассказывает Олег Михайлович, – приезжая в Бангалор из маршрутов, я старался повидаться со Святославом Николаевичем. Он охотно принимал меня как в городском офисе, так и в поместье. Говорили о разном: об искусстве и красоте, судьбах Индии и России, об «Урусвати» и даже минералогии, которую С.Н. в своё время изучал. К слову, однажды я вслух отметил крепкое рукопожатие Рериха, просто мощное. На что он ответил: «Натренировался в поисках минералов в Малых Гималаях». До сих пор, добавляет Глазунов, на моём столе стоит его подарок – кусок породы с вкраплениями изумительного рубина как память о нашей последней встрече».
Я уже не удивился, когда узнал, что Олег Михайлович принял самое активное участие в Рериховских чтениях, впервые проведённых в Иркутске несколько лет назад, причём его доклад «Путь к истине и совершенству» ещё раз показал, насколько современно и актуально звучат сегодня постулаты рериховского учения. Не исключено, заметил Олег Михайлович, что в будущем синтез науки, искусства и религии освободит людей от пороков, распрей, конфликтов. Разве мы не этого хотим?
Как-то у великого физика А.Ф. Иоффе довелось вычитать такие строки: «Один талант ничто, нужна ещё громадная трудоспособность, работа над собой, непрерывная работа всю жизнь… Недаром сравнивают научное творчество с подъёмом на высоту, но подъёму нет конца: только вечное стремление вперёд движет науку…»
Это точно о нём, нашем юбиляре, человеке большого трудолюбия и мужества.